«Партизанский отряд матроса Рогачева замирил восставших казаков Ейского отдела и возвращался ко дворам. Дотошные разведчики пронюхали, будто в недалекой станице в старой казенке хранятся запасы водки. Весть мигом облетела ночевавший в степи отряд. Самовольно собрался митинг…»
«В сторону Свана» – первая книга цикла «В поисках утраченного времени». История трагической любви, интеллектуального прозрения и – эпохи, по словам Андре Моруа, «полной печального очарования обреченности». Мир еще прекрасен… Есть еще время наслаждаться каждым мгновением… Еще ничего не кончилось!
Производитель:
Астрель/АСТ
Дата выхода: август 2008
«Машины, надсадно завывая, вползли на гору. Открылись колхозные поля, упирающиеся с одной стороны в желтый лес, с другой – подступившие к реке. За машинами потянулись серые хвосты пыли. Николаю и Зине повезло – они попали на переднюю машину вместе с большой группой работников горкомхоза и от пыли не страдали. Зато идущей следом машины почти не было видно. Оттуда доносилась сбиваемая на ухабах песня…»
«– A теперь, синьор форестьер, если вам угодно меня выслушать, я желал бы сказать вам несколько слов. Говоря это, Альберто опустил весла. Лодка, шибко разогнанная им против невысокой волны, с размаху через нее перескочила и мерно закачалась на зыби моря, белого, как молоко, под белым облачным небом. Иностранец, к кому Альберто обратился с речью, поднял глаза, удивленный резким тоном лодочника. Взгляд,...
«Серые, пушистые облака низко ползли над землёю. Холодный ветер гнал их мне навстречу с далёкого севера. И плыли они в синеве неба как гигантские серые птицы, безмолвные, без взмахов больших и неподвижных крыльев. Серые тени облаков ползли по полям и по болотам с низкорослыми сосенками и точно уходили в лес, сливаясь с окраскою зеленеющей хвои. Солнце светило ярко, но холодно, и душа чувствовала эту...
У изголовья кровати я увидел девушку, которую какой-то мужчина ухватил за шею и не спеша опрокидывал на спину, все сильней сдавливая горло и медленно удушая. Ошибки быть не могло. Я все видел предельно четко. На моих глазах происходило убийство. Я мог ясно видеть лицо девушки, ее блестящие золотые волосы, а также ужас и предсмертную агонию на прекрасном лице, постепенно наливающемся кровью. Что касается...
«Мои записки о деревне, напечатанные под заглавием «Несколько лет в деревне», относятся к периоду до 1886 года. После трех описанных мною пожаров, я потерял большую часть своего оборотного капитала и, не желая вести дело на занятой, решил снова заняться своим инженерным делом, а имение поручить управляющему – некоему Петру Ивановичу Иванову…»
«Товарно-пассажирский поезд медленно полз по направлению к Москве. Вечерело, было очень жарко и душно. В вагоне нашем царствовала сонная скука и молчаливость; пассажиры – все больше из „серой“ публики – спали на скамейках и на пыльном, заплеванном полу, либо вяло разговаривали, куря махорку. Сидевший против меня меднолитейщик из Москвы молча крутил черную бородку и сумрачно смотрел в окно. Он ездил на...
«Утром рано полусонные, всею компаниею послезали мы с сеновала и как только уселись в тарантас, так начали опять дремать или, как выражался Гвоздиков, „начали удить“. Ямщик позевывал и пожимался в своей свитенке; у него тоже „клевала“. Бубенчики мелодически погромыхивали и еще более усиливали снотворное влияние ранней зари. Отъехали верст восемь, солнышко уж поднялось над лесом, час был осьмой, в...
«Уже четыре недели жил он в доме – и четыре недели в доме царили страх и беспокойство. Все старались говорить и поступать так, как они всегда поступали и говорили, и не замечали того, что речи их звучат глуше, что глаза их смотрят виновато и тревожно и часто оборачиваются в ту сторону, где находится отведенная ему комната. В противоположном от нее конце дома они ступали ногами неестественно-громко и так же...
Сейчас наступил век, когда мы стали все больше замечать, что нет как раньше любви между братьями, когда чужд товарищ товарищу, когда совсем перестали почитать старых родителей, но все-таки мне хочется писать философские стихи, я ощущаю себя как бы потомком людей золотого поколения со спокойной и ясной душой. Наитие приходит ко мне из глубины веков, как говорил Такахама Кёси: «Чувства скрыты в глубине:...
«Они переехали ко мне незадолго до Рождества и наняли самую маленькую комнатку. Подивилась я, как они поместятся в такой клетушке вдвоем. Однако ничего: устроились хорошо и зажили тихо, согласно, весело…»
«– Станция Ломовис, поезд стоит три минуты! – зычным голосом прокричал обер-кондуктор, соскочив на станционную платформу, у которой поезд, уже останавливаясь, замедлил ход и, наконец, остановился совершенно. Из вагона второго класса вышел только один пассажир, молодой человек лет двадцати трех, небольшого роста, но стройный, шатен с бледным, выразительным лицом и умными карими глазами, уверенно...
«Угол Невского и Литейного. Зима. Вечер. Оттепель. Влажный туман поднимается из земли и давит улицу. Сквозь его завесу не видно домов, но огромными голубыми и оранжевыми пятнами сияют электрические фонари, багрово горят окна кинематографов, и вдруг вырастают золотые злобные глаза ревущих автомобилей. Пешеходы, экипажи, моторы, трамваи, мальчишки с ручными тележками, велосипедами сплошными лавами...
«– Пять часов. Пора кончать! Ты слышишь, Давыдов? – Сейчас. Что? Что ты сказал? Иди, Коля, иди домой. Я немного задержусь. Да нам и не по пути… – Давыдов вновь склонился над своей моделью. Николай Семенов, хитро улыбаясь, уселся возле своего токарного станка…»
«В бурю белогривые волны подкатывались почти под самую террасу белого домика с черепичною крышею и зелеными ставнями. В домике жил на покое, с женой и дочерью, старый врач-земец Иван Ильич Сартанов, постоянный участник пироговских съездов. Врачам русским хорошо была знакома его высокая, худая фигура в косоворотке под пиджаком, с седыми волосами до плеч и некурчавящеюся бородою, как он бочком пробирался на...
«Воскресный летний день собирался быть особенно жарким. Солнце как-то сразу показалось на безоблачном небе и скучно, без предрассветной прохлады, уставилось в оголённые берега большой извилистой речки…»
«Наступал уже дождливый осенний вечер, когда Сережка с матерью подходил в первый раз к фабрике. От вокзала за Невскую заставу они шли пешком. Мать едва тащилась, потому что страдала одышкой. Кроме того, ее давила дорожная котомка, сделанная из простого мешка. На улице уже зажигались фонари, мимо несколько раз пронеслась «паровая конка», пуская клубы дыма; фабрики смотрели на улицу сотнями ярко освещенных...
«В горном ущелье, над маленькой речкой – притоком Сунжи – выстроили рабочий барак, – низенький и длинный, он напоминает крышку большого гроба. Он ещё не докончен; десяток плотников возится около него, сшивая из тонкого тёса жиденькие двери, сколачивая столы, скамьи, прилаживая рамы в пустые квадраты маленьких окон…»
«…В холодный, скучный мрак моей печальной ночи С мятежным шумом волн, с сиянием лучей, Я унесу в душе внимательные очи И милые слова застенчивых речей…»
«…– Мне не холодно! – неподвижно глядя на барыню, ответило дитя. – Но с кем ты пришла? Как ты здесь?.. – Одна. – Из церкви верно? – С погосту… – А где ж ты живёшь? Близко? – Я не живу! – так же тихо и бесстрастно выговорила девочка. – Близко живёшь? – переспросила, не расслышав, Екатерина Алексеевна. – Я не живу! – повторила девочка явственней…»
«Как различны по возрастам впечатления прочитанного, слышанного и виденного! Я помню, в детстве меня возили в цирк. Сколько радости, сколько удовольствия! В юности я тоже посещал его и посещал часто – меня тянули туда грация движений наездниц, смелость акробатов, торжество дрессировки животных венцом творения – человеком…»