«Рождение человека, при всей его наглядности – таинство. Великое таинство природы и разума. И в то же время их высшее проявление. Родился человек. Были у него отец и мать. Были…»
«Г-да гуманные тюрьмоведы-теоретики могут полагать как угодно. А вот тюрьмовед-практик, один из сахалинских смотрителей, знаменитый своей жестокостью, великий специалист по части телесных наказаний, полагал так: – Драть бросил. Что драньё! Ко всему человек привыкает. А вот хорошенькое одиночное заключение, к тому никто уже не привыкнет!..»
Я говорю о хайку, или хоку, или даже хокку – японских стихах, написанных в три строки, где-то с середины 20 века хайку проникли в нашу культуру и, очаровав своей красой западных поэтов, прочно прописались в нашей литературе. За каких-то пятьдесят-сорок лет появилось множество поэтов, пишущих хоку…
В эту книгу вошли тексты разных лет – но все до 2005 года (если это имеет какое-то значение). Тексты были собраны под одной обложкой, распечатаны в нескольких экземплярах и подарены некоторым друзьям. С тех пор прошло более 10 лет. Что заставило автора вспомнить об этой книжке – неизвестно. Возможно, желание подвести какие-то итоги. Жанр этих текстов можно определить как «депрессивная лирика». Однако,...
«Хотя род наш весь из эпирских Загор, однако первое детство мое протекло на Дунае, в доме отца моего, который по нашему загорскому обычаю торговал тогда на
«Вдалеке горели костры. Если человек давно не встречал людей, у него в глазах поселяется темная тоска. Но он разводит костер, и одиночество отступает. И человек протягивает руки к огню, как протягивает их другу. Огонь сродни человеку. Он течет по жилам, пылает в мозгу и блестит в глазах. Люди любят глядеть в пламя; они видят там прошлое и угадывают будущее. Если же человек – бродяга, он любит огонь еще и за...
«Я прежде говорил «Прости!» В надежде радостных свиданий, Мечты вилися на пути, А с ними ряд воздушных зданий. Там друг приветливый манил, Туда звала семья родная, Из полной чаши радость пил, Надежды светлые питая…»
«Всенощная отошла. Праздничный гул колоколов умолк. Из церкви на окраине города толпа прихожан хлынула на церковный двор. Шумным, бурливым потоком пронеслась она по пустынной улице, залила площадь. Добежав до перекрёстка, этот поток вдруг разделился. Мелкими ручьями пролился он по узким переулкам и быстро растаял. Старая барыня стояла у окна и глядела в переулок…»
«За этот день я безумно устал. Еще на рассвете проводник заставил меня покинуть уютную каюту «Гиацинта», который мирно покоился на спящей воде залива. Одевшись тяжело и неудобно, чтобы защитить себя от гадов, таящихся в зарослях, мы отправились в путь, чтобы пересечь Пустошь до жары…»
– Слушай, Смирнов! Ты мне зубы не заговаривай! – гремит директор завода Иван Петрович. – Любитель ты выпить и сказки рассказывать! – Так… дык… это… почему я на работу опоздал…
Впервые напечатано, с подзаголовком «Рассказ бывалого человека», в «Самарской газете», 1895, номер 154, 20 июля и номер 156, 22 июля. В письме к С.П.Дороватовскому 14 декабря 1898 года, который в это время готовил к изданию III том «Очерков и рассказов», Горький писал: «…среди рассказов, посланных мною Вам для III тома, есть один, озаглавленный „Однажды осенью“. Возвратите его мне; так как он автобиографического...
Когда прожигание жизни становится привычным, люди забывают, ради чего они приходят в этот мир.… Но если ты, хотя бы одним глазом взглянешь на жизнь твоих далеких предков, то ты неизбежно задумаешься о своей собственной жизни…
На очередном «Интерпрессконе» автор встретил странного собеседника. Пока все остальные участники сборища дули в баре халявное пиво и валялись на полу, тот рассказывал автору новый сюжет про падшего чёрта.
Она очень горька, правда об армии и войне. Цикл «Щенки и псы войны» – о солдатах и офицерах, которые видели всю мерзость, кровь и грязь второй чеченской войны. Они прошли сквозь этот кромешный ад, проявив настоящие мужество, стойкость, преданность, отдав сердца и взамен не требуя наград. И каждый из них мечтал вернуться живым и верил, что его ждет семья, любимая девушка, Родина… По мотивам некоторых...
«…Лодка завернула за поворот и едва не столкнулась с катером рыбинспекции, с тем самым инспектором. Еще один катер, врезавшийся в дощатый пирс, полыхал красным пламенем. Откуда-то доносилось истошное: «Помогите!» Андрей перевел взгляд на бездействующего инспектора, вздрогнул и резко отвернулся. Разглядывать перекошенное гримасой боли лицо не было никакого желания. Он развернул лодку, чтобы оказаться...
«…Представьте себе, любезные читатели, человека полного, высокого, лет семидесяти, с лицом, напоминающим несколько лицо Крылова, с ясным и умным взором под нависшей бровью, с важной осанкой, мерной речью, медлительной походкой: вот вам Овсяников. Носил он просторный синий сюртук с длинными рукавами, застегнутый доверху, шелковый лиловый платок на шее, ярко вычищенные сапоги с кистями и вообще с виду...
«В царствование Екатерины II, у некоторых приказного рода супругов, по фамилии Рыжовых, родился сын по имени Алексашка. Жило это семейство в Солигаличе, уездном городке Костромской губернии, расположенном при реках Костроме и Светице. Там, по словарю кн. Гагарина, значится семь каменных церквей, два духовные и одно светское училище, семь фабрик и заводов, тридцать семь лавок, три трактира, два питейные дома...
«На левом берегу реки Стылой, против того места, где раскинута усадьба купца Одинцова, как-то летним вечером слонялся взад и вперед молодой татарин странного вида. Странного, впрочем, в его наружности, пожалуй, ничего не было, татарин был как татарин. И шляпа на нем была войлочная, татарская, и рубаха татарская, с широкими рукавами, и безрукавка казинетовая, татарская, с малиновыми многоугольными...
«Рассказ этот написан по воспоминаниям о том, как его рассказывал в 1918 году Ефим Андреевич Лещик, человек середины прошлого столетия, то есть тех времен, когда еще не совсем исчезли из обихода: взаимная учтивость, уважение к старикам и женщинам, а также прелесть неторопливого и веского устного рассказа, ныне вытесненного анекдотом в три строчки или пересказом утренней газеты…»
«…Крис застыл на месте, не понимая, в чем он просчитался. – Но мой рейтинг составляет девять тысяч пятьдесят три пункта, – попытался вставить он. Дворецкий на секунду задумался, а потом глянул на прибор. – Может, так и было, сэр, но сейчас ваш рейтинг составляет чуть больше четырех тысяч. А теперь освободите дорогу. Крис, ошарашенный произошедшим, отошел в сторону. Внутри него закипала ярость. Он в спешке...
«Он был здоров, это он знал наверняка. Но вот одуванчики – они его не любили. Да что там говорить, они его ненавидели. Эти цветы решили его убить. Зеленые твари шептались у него за спиной, когда Сергей проходил по улице. Утром он находил у постели зеленые листья, что рассыпались в прах при легком прикосновении. Иногда они приходили и ночью. И вот тогда по настоящему становилось страшно».
Рассказ получил положительную оценку рецензента «Русской мысли» (1900, № 9). «Тип „непутевого“ забулдыги Спирьки, бывшего когда-то заправским мужиком, но со смертью жены потерявшего все свое крестьянское хозяйство и попавшего таким образом в деревенские лишние люди, выхвачен из самого сердца нашей крестьянской жизни. Читатель и смеется над несуразным, нескладным Спирькой, и удивляется его удали и...