«Узко-театральные, но какие живые, четкие впечатления связаны у меня с образом так неожиданно скончавшегося Казимира Викентьевича Бравича! Таких интимных, «особенных» впечатлений нигде, кроме театра, не получишь! Большое с маленьким, нездешнее с житейским, образ героя с запахом грима и пудры – все смешивается, сплетается по-особенному, образуя причудливый букет…»
«Николай Федорович скончался… Это краткое известие, переданное по телефону из Мариинской больницы в Румянцевский Музей сегодня, в понедельник, 15 декабря, во втором часу дня, глубоко опечалило всю семью старых музейцев, драгоценным украшением которой покойный был много лет…»
«Это большая потеря не только вообще для русского искусства, и в частности для товарищества передвижных выставок, которого светлых преданий он был наиболее энергическим хранителем. С его смертью все знавшие его теряют, по малой мере, умного, остроумного, разностороннего и высоко развитого собеседника…»
«…элемент, который отличал произведения Мачтета от повестей и романов шестидесятых-семидесятых годов – это элемент «чудес». В поисках за романтическими сюжетами Мачтет обращался иногда к легендам и героическим сказаниям. Он воспользовался, например, малороссийским сказанием о казаке, который был отправлен своими товарищами известить Запорожскую Сечь о постигшей их беде, но на пути поддался чарам...
«…Шелгунов занимает одно из самых почетных мест в славной плеяде шестидесятых годов. Примыкая к кружку писателей, группировавшихся вокруг редакции «Русского Слова», Шелгунов являлся красноречивым проповедником культа цельной и сильной личности, культа «интеллигентного» индивидуализма. Но, проповедуя интеллигентный индивидуализм, он не разделял тех крайностей, на которые шли некоторые энтузиасты...
«С Тургеневым Н.Г. Бунин познакомился раньше, чем с другими писателями. Это знакомство завязалось случайно в 1860 или 1861 году, в конце августа или в начале сентября, на охоте по куропаткам в Щигровском уезде Курской губернии. Бунин с любимой собакой охотился в знакомых местах и, выбравшись на пригорок, увидал вдали еще двух охотников, идущих теми же местами почти по его следам: один был в светлой круглой шляпе...
«Сегодня исполнилось семьдесят пять лет со дня смерти Дмитрия Владимировича Веневитинова. «Отцветать, не успевши расцвесть» – обычный удел русских писателей… Но, кажется, ни один из выдающихся русских писателей не «отцвел» так рано, как Веневитинов. Он сошел в могилу двадцатидвухлетним юношей. Мало успел он «совершить», сравнительно с тем, что обещал совершить…»
«Впервые узнал я Владимира Мазурина в той же Таганской тюрьме, в какой его повесили. Среди других политических – большей частью молодых рабочих и студентов – он сразу выделялся энергичным лицом своим, смелою простотой и какой-то особенной внушительностью. Заметно было, что не только на товарищей своих, но и на тюремную низшую администрацию он действовал покоряюще: все его знали, все внимательно...
«В благодарность за те прекрасные часы моей жизни, которые я провел, слушая тебя, я хотел бы попытаться нарисовать твой гениальный образ, великий художник, – для тех, кто тебя не понимает… Рубинштейн не любил Одессы. Бывая здесь часто по родственным связям, он отказывался выступать перед одесской публикой…»
«Человек в течение жизни своей обречен Провидением на утраты, от которых он более или менее беднеет. Но бывают и такие потери, после которых остается он совершенно нищим. Чувствительнейшими утратами в жизни, разумеется, те сердечные утраты, которые отрывают от нас людей близких сердцу нашему, попутчиков и товарищей на пути земном, с которыми шли мы рука об руку, мысль с мыслью, чувство с чувством…»
«Бывало, в раннем детстве, вернешься после долгих летних каникул в пансион. Все серо, казарменно, пахнет свежей масляной краской и мастикой, товарищи грубы, начальство недоброжелательно. Пока день – еще крепишься кое-как, хотя сердце нет-нет – и сожмется внезапно от тоски. Занимают встречи, поражают перемены в лицах, оглушают шум и движение…»
«Что бы ни случилось съ русской литературой, какъ бы пышно ни развивалась она, Блинскій всегда будетъ ея гордостью, ея славой, ея украшеніемъ. До сихъ поръ его вліяніе ясно чувствуется на всемъ, что только появляется у насъ прекраснаго и благороднаго; до сихъ поръ каждый изъ лучшихъ нашихъ литературныхъ дятелей сознается, что значительной частью своего развитія обязанъ, непосредственно или посредственно,...
«Редеет семья писателей 40-х годов. У нас вообще литераторский срок короткий. Кто-то высчитал, что средняя жизнь русского писателя менее сорока лет. Судя по тому, как умирают наши собраты в последние двадцать лет, это безусловно верно. Сколько безвременно сошло в могилу молодых людей! Стоит только вспомнить генерацию 60-х годов. Все эти Помяловские, Левитовы, Слепцовы, Решетниковы – в какой возраст они...
Речь была написана Тургеневым в конце января 1864 г. для прочтения в годичном собрании Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым «Литературного фонда». 2(14) февраля 1864 г. Тургенев присутствовал на собрании, но вследствие простуды не мог сам читать. Прочесть статью-некролог было поручено И. В. Анненкову. Специальным назначением речи объясняется то, что почти вся она посвящена Дружинину как...
«Смерть Николая Константиновича Михайловскаго – самое крупное и самое тяжкое событіе въ литератур. Подъ впечатлніемъ этой неожиданной и великой утраты мысль замираетъ, и не можетъ опомниться отъ неожиданности, что вдругъ не стало человка, который въ теченіе сорока почти лтъ стоялъ во глав нашей журналистики, какъ признанный вождь и руководитель въ важнйшихъ вопросахъ общественности и критики…»
«24-го мая умеръ вь Вн, посл продолжительной болзни, одинъ изъ нашихъ сотрудниковъ, Николай Васильевичъ Водовозовъ, въ лиц котораго наша редакція понесла незамнимую потерю, a русская экономическая наука лишилась крупной силы. Не смотря на юношескій почти возрастъ покойнаго – ему едва исполнилось 25 лть – имя его было хорошо знакомо какъ спеціалистамъ по политической экономіи, такъ и широкой публик, съ...
«Товарищ мой, вернувшийся из Стокгольма за день до кончины Стриндберга, привез мне его большой портрет. Я смотрю на эти рабочие плечи, на непокорную голову и страдальческое лицо, и мне хочется назвать великого шведа просто: «старый Август». Этот большой упрямый лоб, эти сердитые брови, этот нос «простого» человека, рабочего, этот упорный взгляд строгих глаз, перед которым, кажется, должно притихнуть все...
«Какой он должен быть? Я говорю не о способе почтить достойным образом память Толстого, а об чисто скульптурной задаче. Какой должна быть статуя Толстого на одной из площадей Москвы?..»
«…Это был один из самых сильных и ярких талантов, выдвинутых волной общественного движения шестидесятых годов. Сын спившегося почтальона, он с детства видел одни «лишения, несчастия, горькие слезы». Мальчиком он, дома и на школьной скамье, страдал от постоянных побоев и истязаний. Юношей он порывался к «свету», томился в душной атмосфере провинциальных бюрократических канцелярий. Когда же ему удалось...
«Существует прекрасный, полный героической трогательности рассказ об одном адъютанте Наполеона. В разгаре сражения он подскакал к императору, пославшему его с каким-то поручением, сделал точный, спокойный доклад, но вдруг начал бледнеть и шататься в седле. «Etes vous bless, monsieur?» – спросил Наполеон…»
«В настоящую минуту, когда в таинственных радиолучах ко всему миру несется потрясающая весть о воскресении России из лика мертвых народов, – мы, первые и счастливейшие граждане свободной России, мы должны благоговейно склонить колени перед теми, кто боролся, страдал и умирал за нашу свободу. Вечная память погибшим борцам за свободу!..»
«Почему я собираюсь записать сейчас свои воспоминания о покойном Леониде Николаевиче Андрееве? Есть ли у меня такие воспоминания, которые стоило бы сообщать? Работали ли мы вместе с ним над чем-нибудь? – Никогда. Часто мы встречались? – Нет, очень редко. Были у нас значительные разговоры? – Был один, но этот разговор очень мало касался обоих нас и имел окончание трагикомическое, а пожалуй, и просто...
«Незаметно протекла среди нас жизнь и болезнь гениального художника. Для мира остались дивные краски и причудливые чертежи, похищенные у Вечности. Для немногих – странные рассказы о земных видениях Врубеля. Для тесного кружка людей – маленькое восковое лицо в гробу с натруженным лбом и плотно сжатыми губами. Как недлинен мост в будущее! Еще несколько десятков лет – и память ослабеет: останутся только...